ВОСПОМИНАНИЯ О ВЫДАЮЩЕМСЯ КОНСТРУКТОРЕ ТАНКОВ А.А. МОРОЗОВЕ

 

ВОСПОМИНАНИЯ О ВЫДАЮЩЕМСЯ КОНСТРУКТОРЕ
ТАНКОВ А.А. МОРОЗОВЕ

А.Г.Словиковский

Механіка та машинобудування, 2003, № 1

 

Вместо пролога

В 2004 году исполняется 100 лет со дня рождения Александра Александровича Морозова.

Имя этого человека, лауреата Ленинской и трех Государственных премий СССР, Героя Социалистического Труда, генерал-майора, доктора технических наук, известно всему миру.

Его целеустремленность и творческая смелость, оригинальность мышления, умение создавать танки и простые "немногодельные" конструкции, умение заразить конструкторский коллектив любовью к проектированию таких конструкций; уникальность и оригинальность подхода к конструированию, особый уклад в работе и ценные рекомендации тем, кто посвятил себя созданию новых прогрессивных машин, безусловно, достойны того, чтобы с ним могли познакомиться специалисты, занимающиеся этим делом.

Рассказать об этом уникальном конструкторе уже почти некому. Всех тех, кто вместе с ним создавал танки Т-34, Т-44 и даже Т-54 уже нет. Тех же, кто работал с Морозовым над конструкциями танков Т-55 и Т-64, осталось мало.

Донести до читателя полный образ этого человека и конструктора, пожалуй, уже никто не сможет.

В литературе имеются сведения о жизни и работе А.А.Морозова в тяжелые годы войны. Известна книга В.Д.Листрового и К.М.Слободина "Конструктор Морозов" издательства политической литературы Украины (г. Киев, 1986 год). В то же время, описания его работы как главного конструктора танка Т-64, ставшего базовой машиной всех танков России и Украины, а также создателя первого в мировой практике танкостроения механизма заряжания танковой пушки, значительно повысившего эффективность танка и сократившего состав танковых экипажей, практически нет. Вместе с тем, именно в послевоенные годы полностью раскрылся его огромный талант конструктора и руководителя больших и ответственных работ по созданию особой военной техники. Только он один из всей плеяды главных конструкторов танковых КБ бывшего Советского Союза, умудренный большим опытом танкостроения, обладающий Божьим даром конструктора, сумел вместе со своим воспитанным им коллективом создать в послевоенные годы не просто новый танк, как повторение вчерашних улучшенных достижений, а танк нового направления в отечественном танкостроении, ставший основой целого семейства Российских и Украинских танков таких, как Т-72, Т-80, Т-80У, Т-80УД и Т-84.

Я проработал с Александром Александровичем 23 года, начиная с 1955 года, из которых 18 лет был его заместителем и очень хорошо помню Александра Александровича как руководителя конструкторского бюро, как человека и как учителя.

Именно желание поделится тем, что мне удалось сохранить в памяти об этом человеке и тем, что мне дорого, заставляет меня, совсем не искушенного в литературных изложениях, взяться за перо.

Конечно, я, не имея такого опыта, вряд ли сумею передать все обаяние Александра Александровича Морозова, всю остроту его ума, общительность и приветливость, а также передать в полной мере его умение схватывать суть исполнения конструкции, умение видеть возможности и пути ее совершенствования. Но даже если мне удастся передать хотя бы часть всего этого, то я позволю себе считать, что мои воспоминания и этот мой скромный труд будут восприняты с интересом и будут полезны читателю.

Встреча с конструктором

В феврале 1955 года я окончил Ленинградский Военно-механический институт. В этом учебном заведении давно готовили специалистов по военной технике с артиллерийским, если можно так сказать, уклоном. В сороковые годы за рубежом получили развитие синхронно следящие системы как составные части систем дистанционного управления пушками-пулеметами. В связи с этим в институте в 1949 году срочно была организована первая группа № 501 по системам управления огнем, гидравлике и стабилизаторам пушек, в которую были набраны вчерашние школьники, те, которым при поступлении в институт удалось успешно сдать экзамены по математическим дисциплинам и физике. Именно в эту группу, совершенно не ведая о том, попал и я. Поскольку опыта как учить и чему учить эту группу в институте не было, мы вынуждены были учить и сдавать и все то, что касалось теории электричества, электроники, теории автоматического регулирования, следящих систем и все то, что изучалось в других институтских группах – сопротивление материалов, металловедение, внутреннюю и внешнюю баллистику пушек, их устройство и многое другое.

После почти шести лет учебы нас распределили к авиаторам, однако, неожиданно перераспределили небольшую часть группы на заводы и КБ седьмого Главного управления Министерства Оборонной промышленности СССР. Я был направлен в Харьков на завод № 75. Теперь уже всем известно, что этот завод в то время выпускал тепловозы и танки.

В институте нас учили, как делать стволы пушек, лафеты, автоматические пулеметные установки и даже 12-ти дюймовые корабельные и береговые пушки. Мы изучали устройство созданных еще в 1905 году автоматов заряжания пушек калибра 305 мм на знаменитых фортах "Красная горка" и "Серая лошадь", а также на линкоре "Марат" в Кронштадте. Мы хорошо знали устройство установки   взрывателя снаряда 100-мм зенитной пушки, саму пушку ГСП-100, ее приводы. По устройству автоматической установки взрывателя этой пушки я защитил дипломную работу. Нас учили умению рассчитывать любую синхронно следящую систему дистанционного управления пулеметами, но танкам нас не учили, видимо, по той простой причине, что на известных тогда танках не было системы управления пушками и тем более синхронно следящих систем дистанционного наведения.

Отправляясь в Харьков, я даже не предполагал, что еду на завод, который выпускает танки. Однако, судьбе было угодно сделать из меня человека, который всю свою жизнь посвятил именно этим машинам, и главное, что в основном способствовало этому, было то, что с первых шагов в качестве конструктора танковых конструкций я попал под влияние, наставление и надзор к создателю всех наших отечественных танков, к главному конструктору конструкторского бюро по танкостроению Александру Александровичу Морозову. Его я считаю своим учителем.

В КБ Морозова я попал только через три месяца работы в танковом сборочном цехе, куда был направлен отделом кадров завода сразу по прибытии на завод.

В цехе мне было поручено определять и устранять возникающие при приемо-сдаточных испытаниях неисправности, особенно в электрических системах танков, так как в этих только что появившихся системах в цехе практически никто не разбирался. Не скрою, все эти три месяца я искал возможности перейти в КБ Морозова. Но это было не просто. Естественно, при поступлении на работу я мог бы попросить направить меня не в цех, а в конструкторское бюро, но о том, что такое бюро, создававшее и создающее танки, находится на этом заводе я узнал несколько позже, уже работая в цехе.

Бюро, в котором главным конструктором и начальником был Александр Александрович Морозов, находилось в том же танковом корпусе, в котором был и сборочный цех. Часто встречаясь с работниками конструкторского бюро и слушая их рассказы об их деятельности, я все больше начинал понимать, что я не тем занимаюсь, что написание техпроцессов и даже отыскивание и устранение неисправностей в аппаратуре танков, чем, не скрою, я занимался с удовольствием, предпочитая эту роботу работе по переписыванию техпроцессов, – это не моя работа и не то дело, которым хотелось бы заниматься. После института, где нас учили создавать системы управления огнем, мне хотелось заниматься именно этими системами. Я прекрасно понимал, что со временем при работе в этом цехе я забуду все или почти все, чему меня учили.

Однако уйти из цеха в то время оказалось делом не простым. Требовалось согласие начальников цеха и танкового корпуса, которые не хотели отпускать меня как молодого специалиста и как человека, который уже чему-то научился в цехе и, по их пониманию, мог приносить пользу цеху и заводу.

Все же сильное желание работать конструктором и настойчивость сделали свое дело. Меня отпустили, и в июле 1955 года я стал инженером-конструктором первой категории танкового бюро. Для молодого специалиста это была высокая должность. В КБ, видимо, учли тот опыт сборки и испытания танков, который я приобрел в цехе, уникальность моей специальности (специалистов по системам управления огнем в КБ не было), а, кроме того, как я думаю, рассчитывали, что из меня может получиться толк и необходимый КБ конструктор.

С момента моего зачисления сотрудником и до 1993 года (37 лет) я непрерывно работал в этом КБ.

Не могу не сказать еще раз о том, что не каждому дано возблагодарить свою судьбу за то, что в период становления его как специалиста и, если хотите, как человека, она связала его с выдающейся личностью вообще и в области конструирования  ответственейших машин в частности, с человеком, обладавшим огромным опытом и умением создавать простые и надежные конструкции, призванные выполнять сложнейшие функции, человеком, любившим свою работу, и эту любовь и умение не просто к конструированию, а к созданию уникальных конструкций и танков, охотно передававшим практически каждому, кто нуждался в этом опыте, и кто хотел его приобрести. Я не раз благодарил свою судьбу за то, что был распределен на харьковский завод, что моим руководителем и наставником был А.А.Морозов, а также за то, что попал в чудесный город Харьков.

Конструкторское бюро под руководством М.И.Кошкина, создавшее в свое время танк Т-34, который, как известно, практически решил судьбу войны, было в те годы небольшим. Весь конструкторский состав бюро размещался в одном зале танкового корпуса. Александр Александрович Морозов, главный конструктор и руководитель этого бюро, занимал вместе со своим заместителем Бараном Яковом Ионовичем небольшую комнатушку. В зале находились отделы, которые разделялись по конструктивному принципу, охватывая все системы и узлы танка. Это были отделы: брони, корпуса, башни, вооружения, ходовой части, трансмиссии, подводного вождения  танка, электрооборудования и др. Возглавляли эти отделы уже немолодые люди, прошедшие вместе с Морозовым большую школу конструирования и сопровождения конструкторской документации при изготовлении танков Т-34 в годы войны.

У этих конструкторов было чему научиться. Александр Александрович о них говорил так: – Эти люди знают, что не нужно делать.– И добавлял: – хороший летчик умеет делать все то же, что и плохой, но, кроме того, достоверно знает чего нельзя делать.

В этих словах большой смысл и высокая оценка. Знание того, что не нужно делать, на что не следует тратить время при разработках конструкций, чрезвычайно важно, особенно при создании военной техники. Оно не приходит сразу, нужен немалый опыт и умение. Этих людей уже нет, но память о них жива у всех тех, кто в те годы был молод, работал под их началом и хотел стать конструктором.

Я с большой благодарностью вспоминаю А.А.Горбачева, начальника отдела электрооборудования танка, под началом которого прошли первые годы моей трудовой деятельности в конструкторском бюро, М.А.Набутовского, начальника отдела вооружения, с которым я тесно был связан при создании первого в мировой практике танкостроения механизма (автомата) заряжания танковой пушки; достойного заместителя А.А.Морозова, участника создания танка Т-34, талантливого конструктора и отличного человека – Барана Якова Ионовича. Мы молодые специалисты все шли к нему за советом и получением подтверждения правильности выбранного нами направления решения той или иной поставленной перед нами технической задачи. Мы безгранично верили в умение этого человека и старались высказать ему, как думаем решать заданную конструкцию, и если получали его одобрение, уверенно действовали дальше. Не было случая, чтобы одобренное им направление решения не было бы поддержано в дальнейшем главным конструктором.

Тот, кто был молодым и кому поручали самостоятельно решать какую-либо конструкторскую проблему, тот знает, как важно в начале самостоятельного создания конструкции получить совет и подтверждение того, что ты на правильном пути, тем более от человека, обладающего неопровержимым авторитетом, знающего конструктора.

Через два дня моего пребывания в конструкторском бюро я был вызван Александром Александровичем в его кабинет. До моего поступления в КБ я видел Александра Александровича издалека, так близко я увидел его впервые. В то время ему было уже 50 лет, но это был еще молодой человек, как мне показалось, высокий, сухощавый, по-военному подтянутый. С первой минуты общения мне бросилась в глаза его голова, совершенно лишенная волос. Со временем я узнал, что Морозов принципиально сбривал все волосы с головы, почувствовав, что лысеет. Главное было то, что это совершенно его не портило, наоборот, придавало ему какую-то строгость и стремительность.

Морозов пригласил меня сесть. Спросил чему меня учили в институте, как мне работается, что мне поручили делать. Я честно признался, что пока ознакамливаюсь и никаких серьезных заданий не имею.

– У меня будет к вам просьба, – сказал Морозов.– В цехе завода, где изготавливают водопомпы танка, уже длительное время не могут предотвратить попадание воды в электродвигатель на некоторых образцах помп. Я прошу вас пойти туда и своим свежим взглядом оценить проблему. Может быть вам удастся что-нибудь подсказать.

Конечно, Александр Александрович совершенно не рассчитывал на то, что я могу помочь в решении возникшей проблемы с помпой. Главная его задача заключалась в том, чтобы приобщить молодого специалиста к делу. Мне повезло, я, разобравшись с проблемой, понял, что причина подачи воды вверх по валу помпы, на некоторых ее образцах, кроется в плохом изготовлении латунной, сидящей на валу двигателя нагнетающей крыльчатки, изготовление которой производилось литьем в землю. Лопасти крыльчатки на некоторых образцах выходили с грубой пупырчатой поверхностью. Такие крыльчатки вызывали кавитацию жидкости, образовывалось нештатное давление, которое, преодолевая сальники, нагнетало жидкость в электродвигатель. Нужно было исправить поверхности таких крыльчаток, растворив грубые выступы в агрессивной для латуни жидкости. Такую работу могла выполнить так называемая "Царская водка". Однако в цехе с полной серьезностью ответили, что водки с таким названием они нигде, к сожалению, не встречали и могут предложить мне простую "Московскую". Поняв, наконец, о чем идет речь, необходимую жидкость нашли. Помпа со сглаженной после окунания в "Царскую водку" поверхностью лопастей стала работать нормально. Мои действия получили одобрение главного конструктора.

В бюро был такой порядок выполнения конструкторских работ: конструктор, получивший задачу спроектировать какой-либо узел или прибор, делал проработку, изображая предполагаемую конструкцию, как правило, в разрезе и по возможности в масштабе один к одному. Проработка согласовывалась с ведущим конструктором, а порой и выполнялась по его подсказкам, затем подписывалась у начальника отдела и ложилась на край рабочего стола главного конструктора.

Очень редко такая проработка возвращалась сразу подписанной Морозовым. Я, по крайней мере, такого не помню. Обычно через какой-то промежуток времени Александр Александрович сам приходил в отдел с проработкой и заявлял нам, молодым конструкторам, убежденным, что мы сделали хорошую конструкцию, о том, что такая конструкция не может иметь право на жизнь.

– Все это достаточно многодельно, спроектированное вами имеет много ненужных деталей. Конструкция должна полностью отвечать своему назначению и не иметь ничего лишнего, случайного. Имейте в виду, – продолжал Морозов. – Сделать сложно может всякий, просто сделать по силам только способному не ленивому конструктору. – И, шутя, добавлял: – учтите, что самая надежная деталь это та, которой в конструкции нет. Красота любой конструкции в простоте. Попробуйте вот так ... – и быстро делал карандашную наброску в углу проработки.

Следует сказать, что Александр Александрович в совершенстве владел искусством оформлять свою мысль рисунком. Каждая линия, начерченная им "от руки" – словно под линейку, размер и точность можно было не проверять. Мы, руководствуясь его подсказкой и переделывая проработку, каждый раз убеждались в его правоте. Новая уточненная проработка опять попадала на стол Морозова, но не всегда после этого нам удавалось утвердить у главного конструктора предлагаемую конструкцию. Часто проработка опять возвращалась с примерно такой припиской: "Это уже лучше, но пока не то". И мы снова искали и находили пути упрощения. После нескольких таких "возвратов" мы, наконец, добивались согласия главного конструктора на проведение деталировки, проработки и на выпуск конструкторской документации.

Именно так рождались все танковые конструкции. Делать просто, а, следовательно, надежно – это была его основная позиция, определявшая весь стиль его работы. Морозов, шутя, говорил нам:

– Простая конструкция всегда критикуется исключительно зло. Всегда находятся критики такой конструкции, разобравшиеся в ней благодаря ее простоте. Другое дело, когда конструкция сложна сама по себе, а особенно в изготовлении и эксплуатации. Критики относятся к такой конструкции с уважением, а неудачи или плохую работу в таких случаях воспринимают как вполне законное явление. Делайте выводы, но всегда относитесь правильно к таким критикам.

На вопрос как же нам выполнять сроки при столь порою длительном процессе согласования конструкции, Морозов отвечал.

– Установленные сроки создания конструкторской документации необходимо уважать и выполнять. И тут старайтесь не "входить в положение" ваших подопечных, выполняющих работы. Однако я скажу вам по секрету, если вы выполнили конструкцию в заданный срок, но при этом вам не хватило времени продумать все, что необходимо чтобы конструкция была простой, не многодельной и надежной, тот факт, что плохая конструкция сделана в срок никто и не вспомнит, но то, что конструкция плохая в изготовлении и особенно в эксплуатации вам будут напоминать каждый раз, да так, что вы будете не рады. Если вы не выдержите установленные сроки, но сумеете при этом получить красивую и надежную конструкцию, поверьте, невыполнение такой конструкции в заданные сроки вам скоро забудут, конечно, пожурят, чтобы неповадно было, но хорошая продуманная конструкция будет вам наградой и предметом вашей гордости. Жизнь у такой конструкции будет долгой.

– Учтите, – говорил Морозов конструктору, прикрывавшемуся недостатком времени. – Быстро не значит плохо. Небрежность в работе и в чертежах отражает небрежность в мыслях. Все должно быть учтено, выверено, сделано добротно, на совесть, – говорил нам Морозов.

Этому правилу он не изменял ни в каких ситуациях, как бы ни поджимало время, у него хватало твердости не отступать от такого правила.

– Вам необходимо помнить, – говорил уже мне А.А.Морозов. – Хорошую конструкцию не может испортить даже плохое изготовление, а плохую ничто не спасет. Конструкция не должна быть неряшливой. Неряшливая конструкция вызывает и неряшливое ее обслуживание и уход.

Однако, несмотря настоль тщательный подход к созданию танковых конструкций, трудные и беспощадные испытания танков, поломки узлов и деталей танка неизбежны.

– Создание новой техники не езда по накатанной колее. Случаются и огрехи и ошибки. Бывают и неудачно выбранные направления в решении той или иной конструкции. Все это, увы, не всегда сразу обнаружишь, – говорил Александр Александрович.

Никогда А.А.Морозов при неудачах, появлявшихся во время испытаний и эксплуатации машины, не перекладывал вину на авторов конструкций.

– Виноват я, на чертежах стоит моя подпись, я главный конструктор.

Такая позиция Главного ценилась нами очень дорого. Она придавала нам смелости. Мы не боялись проявлять инициативу и творчество, а порою и ошибиться, так как твердо знали – Главный поймет и поддержит.

Александр Александрович никогда не бывал до конца удовлетворен даже самым удачным результатом. Считал, что даже самый удачный результат может быть улучшен. Это учило нас не успокаиваться на достигнутом. Мы молодые специалисты, невольно впитывали в себя этот дух и это стремление получить "красивую", как говорил А.А. Морозов, немногодельную конструкцию.

Вкус к созданию "красивых" конструкций заражал. Мы на все конструкции начинали смотреть другими глазами. Помню, в молодые годы я должен был решать какие-то вопросы по противопожарной защите танка. В то время на танки и на другую военную технику устанавливали противопожарную систему "Роса". Разобравшись с этой системой и находясь уже под влиянием Морозовской линии на упрощение, я обратил внимание на то, что система в своей электрической части очень сложна и что все функции системы и все ее автоматические процессы могут быть выполнены со значительно меньшим количеством элементов. Мне не составило труда разработать новую, значительно упрощенную схему этой системы со значительно меньшим количеством элементов. Естественно я пошел со своим упрощением к Морозову, ожидая одобрения и похвал.

– Да, – сказал Морозов. – Ваша система действительно проще и элементов в ней почти вдвое меньше, но давайте-ка мы с вами разберемся, кто же от этого предложения выиграет? Сегодня система "Роса" работает в танке надежно. Во всяком случае, все возложенные на нее функции система выполняет. Жалоб от танкистов нет. Производство этих систем налажено. Имеются все приспособления и другая оснастка для серийного изготовления этих систем. Выработаны необходимые навыки у изготовителей. Вы же взамен на, пускай, более простую схему с меньшим количеством элементов предлагаете все это поломать. Для реализации вашего предложения необходимо будет отменить старые корпуса этой системы и отлить новые, ввести новую комплектовку, переделать электромонтажный комплект, разработать новую оснастку, уточнить документацию. Практически, необходимо будет выбросить всю старую систему и внедрить новую, предварительно проведя ее всесторонние испытания для доказательства военным о целесообразности и необходимости внедрения в танк такой новой противопожарной системы. Потребуется машина, топливо и работа исследователей и так далее. Прикиньте, будут ли компенсированы все необходимые для реализации вашего предложения затраты теми упрощениями и элементами, исключенными из схемы. Думаю, что не будут. Поэтому, учтите, упрощать конструкции, документация на изготовление которых, уже в серийном производстве, нужно очень осторожно. И если это делать, то только в том случае, ели этого требуют вопросы производства и если это необходимо для облегчения эксплуатации и повышения надежности танка. Простую и надежную конструкцию нужно получать в процессе ее создания, тогда, когда документация на эту конструкцию еще находится на вашем конструкторском столе. Чем дальше эта документация от вашего стола, тем труднее и дороже исправлять допущенные при ее проектировании недоделки и ошибки.

Оглядываясь на свои первые шаги конструктора, я должен отметить, что в молодые годы все конструкторские решения почему-то автоматически выполнялись, как правило, с максимальной сложностью. И это, я думаю, общая тенденция. Поставленная конструкторская задача практически всегда решается молодыми конструкторами с некоторой сложностью. Сказывается энергия молодости и стремление получить, как им кажется, оригинальную конструкцию, обладающую большими возможностями и элементами автоматизации.

Я помню такой случай в моей практике молодого конструктора. Существовала некоторая проблема с радиосвязью у танков, преодолевающих водную преграду по дну. Гибкая антенна, установленная на башне танка, гнулась под воздействием течения, преодолеваемой водной среды и практически ложилась на воду. Это резко снижало качество связи, жизненно необходимой танку в это время, а порой прекращало ее вообще. Передо мной была поставлена задача – не допустить захвата антенны водой. Не долго думая, я решил прикрепить антенну к воздухозаборной трубе, которую устанавливали практически рядом с антенной на левом люке башни для питания двигателя воздухом на период преодоления танком водной преграды.

Сложность решения вопроса таким путем заключалась в том, что после выхода танка из воды, труба по команде механика-водителя автоматически сбрасывалась с башни на землю, и это могло поломать связанную мною с трубой антенну. Для решения задуманного, я нарисовал штырь с загнутой на конце петлей для одевания на антенну. Штырь с другого конца закрепил в специальном, приваренном к трубе, держателе. В держатель штыря я установил пиропатрон, к которому подвел провод, соединенный через кнопку у механика-водителя с бортсетью.

Нарисованное мной устройство, на мой взгляд, блестяще выполняло все задачи. Антенна, придерживаемая петлей штыря, при движении танка под водой, занимала вертикальное, параллельное с трубой положение, что обеспечивало хорошую радиосвязь. При сбрасывании воздухозаборной трубы взрывался пиропатрон, отделяя от нее штырь и антенну. Довольный созданным устройством и собой я отнес проработку главному конструктору. Не прошло и полчаса, как Александр Александрович уже был в нашем отделе с моей проработкой в руке. Первые его слова были:

– Я чуть с ума не сошел, глядя на это произведение. Более сложно решить эту задачу, видимо, уже никто не сумеет. Ну, привяжите вы свою антенну к этой трубе простой или бумажной ниткой. Она намокнет и легко порвется при сбросе трубы. Старайтесь убирать из конструкций всякие "цацки". Помните, мы делаем танки, а не новогоднюю елку.

Это было мне первым уроком. Думаю, что у кого-нибудь другого такая конструкция прошла бы "на ура", но только не у Морозова.

– Необходимо, чтобы молодые конструкторы с первых своих шагов в конструировании впитывали в себя любовь к этому делу. – Говорил мне Морозов, когда я уже был его заместителем. – И не только любовь к конструированию, а к красивому конструированию, при котором, получаемая из-под карандаша конструктора продукция, не имела бы ничего лишнего, и весь затраченный материал работал, а не был бы балластом. Все это нужно постоянно прививать молодым людям. Для этого необходимо, чтобы они сами "сушили мозги", сами добивались красоты своей конструкции, а мы должны им помогать в этом.

– Я научу вас, как мобилизовать умы авторов и включать их в творческий процесс совершенствования создаваемой ими конструкции, – говорил мне Александр Александрович. – Не спешите с первого раза утверждать проработку с разработанной конструкцией, даже если она произвела на Вас хорошее впечатление. Вы не ошибетесь, если возвратите авторам их работу с припиской "Это сложно и не продуманно", так как каждая конструкция может быть упрощена. Поверьте, – говорил далее Александр Александрович. – Авторы лучше вас сумеют упростить разработанную ими конструкцию и в следующий раз обязательно принесут нечто лучшее. Вы можете возвратить и эту проработку, и, уверяю вас, каждый раз авторы сумеют найти улучшение и упрощение. И только тогда, когда вы увидите, что они начинают уже не упрощать, а портить конструкцию, вмешайтесь и постарайтесь либо согласиться с достигнутым, либо дать свои разумные технические предложения или рекомендации.

Однако стоит при этом сказать, вовремя заметить и остановить начало поворота творческого процесса в другую сторону и дать свои разумные предложения, которые в этом случае превосходили бы все предыдущие, в основном, умел только Морозов.

В качестве примера работы по этому методу могу привести такой. Нужно было решить, в общем-то, простую конструкторскую задачу – обеспечить электрический контакт между бортсетью и выстреливаемой из мортиры гранатой дымовой завесы системы "Туча". Для решения этой задачи нам пришлось разработать более ста вариантов конструкции, обеспечивающей надежный контакт в условиях высокого давления выстрела, пока мы, наконец, получили согласие на реализацию одного из них, и то с существенным уточнением А.А.Морозова.

Не могу не рассказать одну историю, очень хорошо характеризующую А.А.Морозова как уникального конструктора. Историю эту я услышал из уст самого Александра Александровича и, в какой-то мере, был ее свидетелем. Прежде, чем рассказать эту историю, думаю, не вредно вспомнить следующее:

Теперь многим хорошо известно, что коллективом КБ А.А.Морозова по собственной инициативе, не дожидаясь ТТХ от военных, был разработан новый средний танк, так называемый "объект 432". Танк был успешно продемонстрирован руководителям Партии и Правительства СССР. Однако против новой машины были настроены многие военные и особенно Начальник Танковых войск генерал-полковник П.П.Полубояров. Дело в том, что с принятием этого танка, который резко отличался от всех предыдущих танков, а не их улучшенной модификацией, на вооружение, этим военным необходимо было провести коренные изменения в организационно-штатной структуре танковых частей и соединений, провести значительные изменения уровня подготовки как постоянного, так и переменного состава танкистов. Необходимо было также решить множество других вопросов как технического, так и военного характера. Военным тяжело было расставаться со стереотипами мышления и хорошо отлаженной системой боевой подготовки, снабжения и комплектования частей, как личным составом, так и материальной частью. Исходя из всего этого, военные всячески оттягивали момент принятия танка на вооружение и тормозили его выпуск. "Объект 432" был принят на вооружение Постановлением Совета Министров СССР от 30 декабря 1966 года под маркой "средний танк Т-64". Приказ Министра Обороны СССР о принятии танка на вооружение вышел только 2 января 1967 года – через 3 года серийного выпуска танков. Появлению этих документов, вышедших только через три года с начала выпуска первого серийного "объекта 432", КБ А.А.Морозова и завод им. В.А.Малышева, видимо, обязан Н.С.Хрущеву, на которого этот танк произвел хорошее впечатление во время его показа на Кубинском полигоне 22 октября 1962 года.

Не лучше обстояло дело с танком Т-64А – модификацией танка Т-64. Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 1968 года предусматривалась постановка танка Т-64А в серийное производство на трех основных танковых заводах – харьковском заводе тяжелого машиностроения им. В.А.Малышева, ленинградском Кировском и Нижнетагильском Уралвагонзаводе. Однако это постановление было выполнено только на харьковском заводе. Что касается Уралвагонзавода, то в ОКБ520 этого завода при негласной поддержке военных и не думали выпускать этот танк. ОКБ завода разрабатывало свой танк – тот же Т-64, но под своими номерами чертежей, со своим автоматом заряжания, выполняемым практически по созданной А.А.Морозовым схеме, со своим традиционным моторным отделением и с другими изменениями.

В связи с таким недоброжелательным отношением к танку между А.А.Морозовым и военными был, мягко говоря, натянутые отношения. Говоря честно, в основном из-за этого Морозов недолюбливал высоких военных, которые к тому же пытались его учить, как делать танк. Кстати, в этом случае Морозов протягивал карандаш и лист бумаги, говоря: "Нарисуй". На этом практически всегда учеба заканчивалась, так как говорить одно дело и совсем другое – изобразить на бумаге. Все это, естественно, не нравилось военным, которые ко всему еще и побаивались этого всемирно известного конструктора. Чувствуя отношение высокого военного руководства к танку, к Морозовскому КБ, к нему лично, Управление заказов Министерства Обороны СССР, в подчинении которого находились все военные приемки танков, всячески старалось через своих подчиненных в приемке доказать непригодность танка, неправильность технических решений и несовершенство конструкций. Для этого, при отказах любого характера, приемка танков немедленно останавливалась. При этом все поломки, даже связанные с неправильной эксплуатацией танка, считались конструкторской недоработкой.

Александр Александрович никогда при этом не спорил, так как считал: раз можно поломать, значит, конструктор не все продумал. "Конструкция должна быть "дуракоупорной". Хочешь поломать, а не можешь".

Для того, чтобы возобновить приемку танков, требовалось найти техническое решение, изготовить и испытать измененную конструкцию и, самое сложное, доказать представительству заказчика, которое вынуждено было оглядываться на свое руководство, полноту введенных мероприятий. Затем необходимо было ехать в Москву и подписывать там решение о порядке и сроках реализации разработанных мероприятий в серийное производство и на ранее выпущенных танках. На все это требовалось не мало нервов и времени, в течение которого танки не выпускались. Частые остановки приемки танков, происходившие по результатам изготовления танков и расширенной их эксплуатации в войсковых частях, должны были подтвердить ненадежность танка и, в конечном счете, нецелесообразность его выпуска на Уралвагонзаводе, что для этого завода было очень выгодно и необходимо. Можно было работать над своим танком и спокойно не выполнять Постановление ЦК и Совета Министров СССР.

Очередную остановку приемки танков военное представительство на заводе просто спровоцировало и очевидно с негласного одобрения сверху. Во время приемо-сдаточных испытаний танков военным представительством в холодное зимнее время был найден на заводской пробеговой трассе участок с твердым промерзшим грунтом и именно на этом участке с максимально возможной скоростью, которую только мог выдержать механик-водитель из приемки, проводили пробеговые испытания. В результате телескопические гидроамортизаторы, устанавливаемые на первом и шестом узлах подвески ходовой части танка, не рассчитанные на постоянную работу в таком режиме, перегрелись и вышли из строя. При нормальной эксплуатации танка такого бы никогда не случилось, что подтверждалось достаточно длительной к этому времени эксплуатацией этих танков в различное время года. Однако, факт выхода из строя амортизаторов, подтверждающий их ненадежность, был зафиксирован. Этот случай классифицировался военными как конструкторская недоработка. Теперь серийный выпуск танков мог начаться только после внесения в конструкцию гидроамортизаторов, необходимых изменений, исключающих вывод их из строя при любых условиях эксплуатации, в том числе и при искусственных.

Дело приобретало серьезный оборот. Требовалось срочное изменение конструкции, изготовление новых образцов и проведение стендовых и натурных испытаний, новая подготовка производства, увеличение выпуска новых гидроамортизаторов для замены на ранее выпущенных танках. Словом, все говорило о том, что выпуск танков остановлен надолго.

По приказу Министра Оборонной промышленности С.А.Зверева в КБ Морозова были командированы все лучшие умы Министерства. Приехали доктора наук, профессоры, начальники отделов ходовой части с заводов и институтов.

Александр Александрович спустя несколько лет после этого события, при нашей беседе о текущих делах, вспомнил о тех днях и рассказал мне следующее.

– Приехало много специалистов. Не скажешь же им, что мы сами разберемся, все-таки прислал их сам Министр. Я выделил им заднюю комнату своего кабинета, обеспечил все необходимые условия для работы и старался им не мешать. Вместе с нашим отделом по ходовой части мы уже рассмотрели несколько вариантов изменений гидроамортизаторов, но все это было не то. Конструкции получались сложными. Я чувствовал, что решение должно быть простым, однако, несмотря на большое количество времени, уделенное этому вопросу, решение не приходило. Ну, что ж, думал я, а вдруг этот ученый мир подскажет что-нибудь. Гости честно работали, но и мы не сидели, сложа руки. Я изредка заходил к ним, интересовался, как идут дела, на что каждый раз получал один и тот же ответ о том, что вопрос очень сложный и просто его решить не удается. Время шло, танки не принимались. Пора было давать предложения. Захожу к ним и спрашиваю, что же делать? В ответ мне показывают нарисованный ими гидроамортизатор с большими и сложными дополнениями и изменениями. Стоило ли ехать так далеко, чтобы создать такую сложность, этак мы умеем и сами, подумал я. А им высказал все то, что я думал об этой конструкции. Знаете ли, мне тут "вожжа попала под хвост". Я взорвался и сказал, что такой сложный амортизатор для танка совершенно не пригоден, и что все решение должно состоять не более чем из двух деталей, в противном случае нам никогда не  выбраться из создавшегося положения. Вы, надеюсь, представляете сколько нужно будет времени, чтобы убедиться самому и доказать заказчику, что Ваш амортизатор надежнее предыдущего, и что он не принесет еще больших неприятностей. Сказал и вышел из их комнаты, заметив на их лицах снисходительные улыбки. Видимо, гости решили, что я уже окончательно выжил из ума. Ну, ну, подумал я, может быть вы и правы. Вернувшись на свое место, я мысленно выругал себя за такое, как мне казалось, необдуманное высказывание. Я понимал, что теперь мне необходимо будет подкрепить свои слова именно такой немногодельной конструкцией. Внутренне я чувствовал, что прав, однако, реального решения у меня все еще не было. Совершенно расстроенный и злой на себя, я рано ушел домой. Дома из-за чего-то поругался с женой, заперся в своем кабинете и все думал, думал и думал. Однако решение не приходило. Я совсем отчаялся и, так как было уже далеко заполночь, прилег отдохнуть и уснул. И вдруг, меня аж подбросило. Я четко увидел решение вопроса: нужно взять биметаллическую пластинку и перекрыть ею отверстие, через которое при работе

амортизатора перетекает масло. Именно это перетекание обеспечивало амортизацию танка. При интенсивной работе амортизатора и нагреве масла биметаллическая пластинка, под воздействием тепла, вследствие разных коэффициентов расширения составляющих пластинки, будет деформироваться и больше откроет отверстие, через которое легче и больше пойдет поток масла. Жидкость охладиться, пластинка возвратится в исходное положение, и амортизатор снова будет работать в своем режиме. Ощутив, что решение есть и не с помощью двух, заявленных мною деталей, а всего одной, я, поверьте, не мог дождаться утра. Придя на работу, и дождавшись бригады ученых, я вошел в их комнату с таким вопросом: Как идут дела? Мне показали ту же конструкцию и заявили, что по их общему мнению проще сделать нельзя и любая другая, тем более простая конструкция, не решит всей проблемы. Я как мог спокойно заявил, что в прошлый раз я настаивал решить проблему при помощи двух деталей, однако, подумав, я решил ее при помощи одной. На доске нарисовал мелом решение и сказал, что именно такое решение пойдет в серийное производство, и что их миссия окончена. Можете доложить начальству, что вопрос решен. Наступило гробовое молчание. Я вышел из комнаты. Видели бы вы, как они со мной прощались, уезжая, – улыбаясь, говорил Морозов.

Вот в этом эпизоде весь Морозов как конструктор. Его умение играло большую роль при выпуске танков Т-34 во время войны.

Соседствующая с Харьковом 41-я гвардейская танковая дивизия, дислоцировавшаяся в городе Чугуеве, тесно взаимодействовала с заводом и КБ. Первые танки "объект 432", созданные КБ и заводом, проходили войсковые испытания именно в этой дивизии. Полигоном этой дивизии пользовались многие военные учреждения города Харькова. На этом полигоне проходили конструкторские, и даже приемо-сдаточные, испытания практически всех образцов танков, созданных в КБ.

Александр Александрович всегда старался поддерживать дружеские отношения с хозяевами полигона. В те годы оборудование полигона не отличалось высокой автоматизацией. Как-то, в самые первые годы моей работы в КБ, при встрече Александр Александрович сказал мне:

– Там из Чугуева просят помочь сделать для полигона устройство, позволяющее дистанционно определять количество попавших в мишень пуль. Найдите в опытном цехе Евгения Кирилловича Левчука, которого я попросил сделать такое устройство, и помогите ему. Евгений Кириллович бывший моряк и электрик старой закалки. Вы же у нас электрик, так сказать, новой формации и тоже относитесь к морскому ведомству. Я думаю, вместе вы решите эту задачу. Нужно будет сделать такой прибор, показать его и отдать в дивизию.

Евгений Кириллович был давним другом Морозова. Мне не известна история этой дружбы. Известно только, что Александр Александрович не только уважал, но и любил этого человека и по мере своих сил старался ему помогать. Александр Александрович был очень чуток к чужому горю. Еще до войны супруги Левчуки потеряли сына. Второй сын погиб, защищая Родину во время войны. В Тагиле Евгений Кириллович жил с супругой в землянке. И когда семье Морозова, состоящей из семи человек, завод смог предоставить трехкомнатную квартиру, Морозов, по согласованию с семьей, тут же отдал одну из комнат Левчукам. Так они вместе и жили. В дружной доброжелательной семье Морозовых горе Евгения Кирилловича и его жены немного притупилось.

Евгений Кириллович рассказал мне при встрече о том, что он работал в Кронштадте вместе с Рыбкиным, известным помощником российского изобретателя радио Попова. В студенческие годы я проходил военную практику в этом городе на линейном корабле "Марат". Принимал воинскую присягу на Якорной площади у памятника адмиралу Макарову, был в тех местах, где работал Евгений Кириллович. Мы вспоминали минувшие дни.

Евгений Кириллович был интеллигентным и обаятельным человеком. Беседовать с ним было большим удовольствием. Он много знал о Кронштадте. Говорил он с вами, кто бы вы ни были, спокойно и вежливо, не позволял себе повышать голос или перебивать вашу речь. Возражения, если таковые у него были, всегда излагались аргументировано и с завидной логикой.

Воистину справедлива известная русская пословица: "Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты". Эта пословица очень применима как к Александру Александровичу, так и к Евгению Кирилловичу.

Мы быстро нашли с Евгением Кирилловичем взаимопонимание, как будем делать заданное устройство. Пуля при попадании в мишень будет перемыкать две пластины мишени, кратковременно замыкая электрическую цепь. Образующийся при этом электрический сигнал должен будет воздействовать на чувствительный быстродействующий элемент, достаточной мощности, способный при срабатывании пропустить через себя электрический ток, достаточный для включения электрического счетчика. Учитывая быстрое пролетание пули через мишень, и получение при этом очень кратковременного сигнала, мы решили в качестве чувствительного и силового элемента применить ламповый тиристор, способный мгновенно среагировать на такой сигнал, сработать и включить счетчик. Собрав созданный таким образом прибор и проверив его в опытном цехе, мы поехали на полигон.

Хозяева полигона быстро сделали нужную нам мишень. Я был отвезен вместе с нашим устройством в окоп. Мишень установили на бруствер окопа. Начали стрельбу. Так как стреляли из пулемета, то контролировать соответствие количества выстрелов на слух с количеством их по показаниям нашего прибора и количеством пробитых пулями отверстий, было не возможно. Я следил за счетчиком, который показывал, что в мишени уже большое количество попаданий. Когда закончили стрельбу и подсчитали количество попаданий в мишень, то оказалось, что прибор показал на несколько пробитий больше истинного.

Первоначально это вызвало недоумение. Однако, вспомнив о том, что нами применен ламповый тиристор, порог срабатывания которого мог изменяться при провалах одного напряжения, я спросил, откуда подавалось электропитание в окоп. Оказалось, – от полигонного генератора, запитывающего все полигонные потребители. Генератор был малой мощности. Потребителей было много, и, при включении любого из них, его напряжение падало, что и вызывало срабатывание прибора. Получалось, что кроме подсчета попавших пуль, наш прибор одновременно подсчитывал и количество включений полигонных потребителей.

Мы дали объяснения хозяевам полигона причины несоответствия количества попавших в мишень пуль с показанием нашего прибора, и порекомендовали, проводить подключение нашей аппаратуры к промышленной сети. После этого наш прибор был с благодарностью взят в эксплуатацию. С тех пор ни жалоб, ни одобрений по отношению к этой нашей разработке нам не поступало.

– Что ж, – улыбаясь, сказал Морозов. – Я не сомневался, что с задачей вы справитесь. Особенно вам будут благодарны молодые курсанты харьковских институтов, училищ и академий, сдающие на этом полигоне зачеты по стрельбе. Большое количество попаданий вы им гарантируете, и с вашим прибором экзамены по стрельбе будут всегда сданы, если, конечно, на полигоне не прислушаются к вашим рекомендациям.

 

(Продолжение следует)

 

А.Г.Словиковський

СПОГАДИ ПРО ВИДАТНОГО КОНСТРУКТОРА ТАНКІВ О.О. МОРОЗОВА

 

A.G.Slovikovsky